права составляют исключение из этого правила".86 Когда законодательные органы штатов Северная Каролина, Вирджиния, Массачусетс и Нью-Гэмпшир попытались изменить уставы колледжей, которые они когда-то выдали, попечительские советы утверждали, что их уставы являются неотъемлемыми правами, которые больше не могут быть нарушены. Однако многие считали, что учреждения, созданные для выполнения общественных целей, должны нести ответственность перед обществом. "Кажется, трудно представить себе корпорацию, созданную только для частных целей", - заявил судья из Северной Каролины в 1805 году. "В каждом учреждении такого рода основанием для создания является некое общественное благо или цель, которую необходимо продвигать".87 При таком количестве противоположных юридических аргументов вопрос должен был решаться на самом высоком судебном уровне.

Поводом послужило знаменитое дело "Дартмутский колледж против Вудворда", решение по которому было принято Верховным судом в 1819 году. Дартмутский колледж был основан на основании королевской хартии в 1769 году. В 1815 году попечители колледжа, состоявшие из конгрегационалистов и федералистов, сместили Джона Уилока, пресвитерианца и республиканца, с поста президента колледжа. Уилок подал апелляцию в законодательное собрание Нью-Гэмпшира, которое аннулировало старый устав 1769 года и создало новую корпорацию, Дартмутский университет, с новым составом попечителей, которые восстановили Уилока в должности президента. Старые попечители-федералисты подали в суд, утверждая, что законодательный орган штата нарушил их неотъемлемые права. Верховный суд штата отклонил их доводы, заявив в традиционной манере, что Дартмут является государственной корпорацией, подлежащей контролю и регулированию со стороны штата в интересах общества. Это решение было обжаловано в Верховном суде США.

В своем творческом решении Маршалл утверждал, что Дартмут является частной корпорацией, как это было определено Стори в деле Терретт против Тейлора. Затем он заявил (по его словам, "это не требует аргументов"), что первоначальный устав колледжа является договором в соответствии со статьей I, раздел 10 Конституции Соединенных Штатов, и, следовательно, не подлежит нарушению со стороны штата.88 Хотя ссылки Маршалла на текст Конституции часто были свойственны только ему и не разделялись его коллегами в Суде, идея о том, что хартия - это своего рода договор, была частью мышления федералистов в течение нескольких десятилетий. В 1802 году сенатор от Нью-Йорка Гувернер Моррис использовал предполагаемое сходство хартии и договора, чтобы выступить против ликвидации республиканцами Джефферсона должностей окружных судов, созданных федералистами в Законе о судоустройстве 1801 года. Когда вы даете человеку право строить платную дорогу или мост, - говорил Моррис, - можете ли вы последующим законом отнять его? Нет; когда вы заключаете договор, вы обязаны его выполнять".89

Хотя Маршалл и его суд вряд ли могли осознать судьбоносные последствия для американского бизнеса своего решения по Дартмутскому колледжу, оно привело к тому, что все частные корпорации оказались под защитой Конституции Соединенных Штатов. Все частные корпорации, не только четыре десятка учебных заведений, существовавших в 1819 году, но и сотни коммерческих корпораций, созданных после революции, стали отличаться от своих монархических предшественников: большинство из них больше не являлись исключительными монополиями, а большинство - государственными. Они стали частной собственностью, принадлежащей отдельным лицам, а не государству.

Когда в 1816 году Джефферсон узнал о том, что адвокаты федералистов, включая Дэниела Уэбстера, выдвигали аргумент о том, что корпорации создают неотчуждаемые права, не подлежащие последующим законодательным изменениям, он пришел в ярость. Он не мог поверить, что такая идея имеет хоть какую-то силу. Мысль о том, что хартии, однажды публично выданные, не подлежат законодательному вмешательству, "может быть спасительным положением против злоупотреблений монарха, - сказал он губернатору Нью-Гэмпшира Уильяму Плюмеру, - но самым абсурдным против самой нации". Такая доктрина, насаждаемая "нашими юристами и священниками", по его словам, предполагала, "что предыдущие поколения владели землей более свободно, чем мы; имели право навязывать нам законы, не подлежащие изменению, и что мы, подобным образом, можем издавать законы и налагать бремена на будущие поколения, которые они не будут иметь права изменять; иными словами, что земля принадлежит мертвым, а не живым".90

В этих правовых событиях был любопытный парадокс. Как в годы ранней Республики расширялись частные права индивидов, так же расширялась и публичная власть штатов и муниципальных органов власти. Несмотря на щедрую раздачу корпоративных хартий частным интересам, республиканская вера в то, что правительство должно иметь отдельную и автономную сферу общественной деятельности, оставалась сильной, особенно в новых штатах к западу от Аппалачских гор.91 Даже в старых штатах многие американцы сохранили республиканскую веру в то, что правительство способно содействовать общественному благу. Те, кто стремился защитить права частных лиц и частных корпораций, не отрицали общественных прерогатив штатов. На самом деле, повышенная забота о правах частных лиц была прямым следствием усиления государственной власти, которую республиканская революция предоставила штатам и муниципалитетам. Хотя в течение десятилетий после избрания Джефферсона президентом власть федерального правительства, безусловно, уменьшилась, публичная власть, полицейские полномочия и регулятивные права штатов и их муниципалитетов усилились.

Отделение политического от юридического, публичного от частного, на самом деле позволяло государству действовать более энергично, пока эти действия оставались в пределах публичной сферы и служили тому, что называлось "публичной целью". Права могли быть у отдельных людей, но у общества тоже были права, вытекающие из суверенитета государства и его законных полномочий по охране общественного порядка. Штат Нью-Йорк, например, оставался глубоко вовлеченным в социальную и экономическую сферы. Правительство штата Нью-Йорк не только распределяло свою щедрость среди отдельных предпринимателей и групп в виде щедрот, субсидий, акций, займов, корпоративных грантов и франшиз, но и брало на себя прямую ответственность за некоторые виды экономической деятельности, включая строительство канала Эри.92

Даже когда штаты начали растрачивать вновь приобретенную государственную власть, возвращаясь к досовременной практике привлечения частных средств для достижения общественных целей путем выдачи все большего числа корпоративных хартий, они продолжали использовать свои древние полицейские полномочия для регулирования экономики. Например, в период с 1780 по 1814 год законодательное собрание Массачусетса приняло множество законов, регулирующих сбыт самых разных товаров - от пиломатериалов, рыбы, табака и обуви до масла, хлеба, гвоздей и огнестрельного оружия. Штаты никогда не теряли своей унаследованной ответственности за безопасность, экономику, мораль и здоровье своих обществ.93 Идея общественного блага, которое может превалировать над частными правами, оставалась живой.

Однако, несмотря на все это полицейское законодательство и регулирование со стороны штатов, обычно судам приходилось разбираться в противоречиях между претензиями государственной власти и частными правами отдельных лиц. Чем больше законодательные органы штатов принимали законов, направленных на управление и регулирование экономики, тем больше судей считали необходимым применить свою власть, чтобы восстановить справедливость в отношениях между людьми и разобраться в происходящем. Именно из-за буйно демократического характера американской политики судебная власть с самого начала